Всякая уважающая себя таверна обязана ломиться от посетителей, особенно, если она уцепилась за перекрёсток торговых путей. «Трёхголовый поросёнок» стоял близ границы четырёх государств, поэтому от недостатка клиентов не страдал, равно как от их однообразия.
В углу расположились эльфы из Тёмного Леса, пьющие вино и оживлённо беседующие на своём языке. Судя по презрительному взгляду магессы из Белограда, менее развитые собратья обсуждали форму её ушей и не только их.
В центре зала развернулись состязания среди наёмников: гном с Туманного Хребта поспорил с человеком-южанином кто сильнее. Убрав со стола кружки и бутылки, они схватились на руках. Их товарищи и случайные зрители окружили соперников, подбадривая то сына гор, то южанина. Наконец, мулат прижал руку гнома к столешнице. Проигравший тут же обвинил противника в жульничестве. Началась драка.
Вообще-то, «Трёхголовый поросёнок» был мирным заведением, здесь привечали даже гоблинов и троллей, если они вели себя тихо. Однако драки были таким же развлечением, как поглощение медовухи или шлёпанье разносящих заказы девушек.
- Ты смотрий-ка! – одетый в грубо сшитую кожаную рубаху землепашец пихнул под бок своего приятеля. – Как он ево!
- До-до, – закивал кузнец. – теперича арапова челюсть шо твой забор: одна палка, да и то-й, кривая.
- Хорош зубоскалить, – одёрнул приятелей пастух, не забыв ущипнуть официантку. – Харчи приплыли.
Друзья принялись за еду. Жевали солонину, хлебали пиво и смотрели, как катаются по полу гном и южанин. Но что-то портило им отдых, раздражая, казалось бы, привычные к дурным запахам носы.
Землепашец принюхался: сквозь привычный дух готовящихся харчей и пота пробивалась чужеродная серная вонь. Источником запаха оказался пастух, недавно покидавший друзей ради какого-то дела. И землепашец готов был спорить на корову, а кузнец – на кузнечные меха, что раньше на лице приятеля не было красного отпечатка.
- Чой-та с тобой, а? – спросил кузнец.
“Меченый” фыркнул и едва не откусил себе палец, пытаясь разгрызть солонину.
- Адову обольстительницу, понимаешь, встретил. С рогами, с хвостиш-шем, с крылами, всё как батюшка молвит! Я к ней, мол, давай, обольш-шай, а она драться полезла!
Приятели пастуха залились раскатистым смехом.
- Да ты рожу-то свою видел? На тебя-то и кикимора не позарится!
- А где адова девка-то?
- Вона сидит!
Пастух ткнул пальцем за плечо.
Краснокожая дева действительно сидела за самым дальним столиком, запахнувшись в собственные крылья, словно в плащ, и нервно постукивая хвостом по полу. Рядом сидел зеленокожий бугай с тупой клыкастой мордой. Две разноцветные личности о чём-то беседовали
- О, гляди-ка! – хмыкнул землепашец. – Охмуряет!
- Да не, – покачал головой кузнец. – это он ей по ушам ездит!
- Кто, орк? Дык они ж дурни! Не разумею, как они свой молодняк-то не сжирают!
Поспорив ещё какое-то время, кампания вернулась к трапезе. Драка гнома и человека набирала силу.
*   *   *
- …позволь тебе объяснить, – орк поставил в центр стола недопитую кружку. – Допустим, это человек…
- Ты имеешь в виду людей? – сверкнула глазами демоница.
- Разумных существ в целом. Вот это, – орк обложил глиняный сосуд пучками зелени. – сфера понимания. Есть другая сфера, – клыкастый вывел ещё один зелёный круг. – сфера интереса. Всё, что входит в сферу понимания, для человека доступно и объяснимо. Всё, что принадлежит сфере интереса, человек пытается узнать и объяснить. А всё, что лежит за пределами двух сфер человека пугает. Эти вещи он не понимает и не хочет понимать.
Суккуб захлопала пушистыми ресницами.
- Иными словами, у каждого есть лимит понимания. Всё, что исчерпывает лимит, вызывает отторжение. И обрастает гроздьями стереотипов. Нежелание узнавать в чистом виде. Некий устоявшийся образ, воспринимаемый как нечто должное, незыблемое. И это всех устраивает.
- Кажется, понимаю, – девушка поднесла к губкам кусок недожаренного мяса на вилочке. – Но ведь стереотипы не рождаются на пустом месте. Когда я отправилась в путь, подруги меня осудили. Сказали, что мой Поиск – причуда. Говорили: «Зачем искать кого-то одного, когда вокруг полно сильных и красивых демонов».
- Да-а-а… – протянул орк, одновременно прикладываясь к пиву. – Промискуитет – часть демонической культуры… От себя могу добавить, что моим сородичам не нравилось моё увлечение книгами. Впрочем, они только подкинули материал для моего проекта…
Между тем драка гнома с человеком закончилась. Каждая сторона осталась в минусе: и смуглое, и бородатое лицо было разбито в кашу, а двадцать медяков, ради которых всё и затевалось, стащили во время драки. Орк извлёк из-за пазухи свиток, из поясной сумки перо и чернильницу, и стал что-то записывать.
- Пишите, что когда дерутся человек с гномом, побеждает вор, чистящий сумки?
Демоница отпивала молоко из кружки.
- Нет, – покачал головой орк. – О повышенном интересе толпы к чужому страданию. Но ваша идея куда лучше…
Мимо столика проплыла магесса из Белограда, позвякивая склянками с варевом. Заметив её, орк начал неистово махать руками.
- И тут мая – бей, круши, ламай! – видимо, взмахи медведеобразных лап символизировали оные действия.
Эльфийка брезгливо поморщилась и ускорила шаг. Демоница с улыбкой протянула собеседнику отброшенные свиток и перо.
- Премного обязан, – орк кивнул в благодарность и украдкой продолжил делать записи.
- Зачем вы так?
- Что?
- Зачем претворяетесь неотёсанным дикарём?
Зелёный пожал плечами.
- Просто никто не привык видеть орка, умеющего читать и писать. Образ дуболома им гораздо привычнее.
- Но какое вам дело до их привычек?
- Видишь ли, мы не можем жить отдельно от социума. Как и любая система, общество стремится к совершенству, порой, неисповедимыми путями. И если ты хочешь хорошо жить в этом обществе – ты должен соответствовать его пониманию совершенства. И шутка в том, что нашему обществу не нужны ни орк-писатель, ни суккуб-девственница. Не соответствует его понятию гармонии Мирозданья. Не нравится – ищи другое общество. Но другого у нас нет.
Девушка пожала плечами.
- Если нет, то, может, стоит его создать?
Орк усмехнулся и от неожиданности поставил кляксу.
- Чтобы создать общество, нужно немного больше народу, чем двое. Тем более что мы просто случайные знакомые, случайно севшие в случайной таверне за один случайный столик. Завтра вы пойдёте своей дорогой, я – своей.
- Вы правы, – тихо произнесла девушка. – вы правы…

Солнце покидало Гемрамию, и уставший от дневного перехода караван остановился на ночлег. Привал решили устроить в небольшой рощице, между деревьев, разместив повозки полукругом, чтобы в случае нападения бандитов, не столь уж редких даже на Жемчужном побережье.
Воспользовавшись удобным случаем, Кранк, удобно усевшись под деревом, отложил свой топор и с нескрываемой радостью достал чернильницу и бумагу. По правде говоря, Кранку больше нравилось махать пером, а не топором. Автор нескольких рассказов, вся литературная ценность которых только и состояла в том, что написаны они орком, Кранк готовился к серьёзной работе, такой, которая должна была навеки войти в список великих научных работ. Кранк уже выбрал для неё название: он назвал её «Истоки помыслов человечьих». Может быть, только ради сбора материала он и нанялся охранять караван?
Материала для раздумий, и правда, было много. Что заставляет здоровых сильных людей, охраняющих караван, рисковать жизнью ради чужого добра? Обещанная плата? Но ведь что им мешает самим разграбить караван? Или их удерживает что-то ещё? Страх преследования как бандитов? Но ведь что мешает свалить вину, собственно, на этих самых бандитов?
Занятый этими мыслями, Кранк воплощал их на бумаге и даже сразу не заметил, как рядом плюхнулся молодой человек, наёмник. Даже пройдя бок о бок не одно сражение, люди по-прежнему сторонятся орка, и тот факт, что юноша уселся возле орка, говорит о крайней расстроенности его чувств. Оторвавшись от писания, Кранк спросил:
- Что-то случилось, Ганц?
Ганц был самым молодым из отряда Штольца, наёмничьего атамана, поэтому в своём коллективе он был, мягко скажем, неуважаем. Старшие по наёмничьей иерархии всячески его шпыняли и притесняли, равные, вроде бы равные, переваливали на него самую тяжёлую и грязную работу. Неудивительно, что он сел рядом с орком.
- Дурак я… дура-а-ак… – парень только и делал, что хлопал себя по лбу. – Ой, дурр-ра-а-ак…
- Ну, если ты и дальше будешь лупить себя по голове, то и впрямь дураком станешь, – хмыкнул Кранк. – Можно более развёрнутый ответ?
- Зачем… зачем я ей это сказал?...
Орк отложил перо и бумагу в сторону.
- Так. Уже лучше. Что ты сказал и кому?
- Лучнице, – юноша проглотил слезу. – из купцовской гвардии… Гретте… Сказал ей, что люблю её… Чтобы… чтобы она выходила за меня замуж…
Наконец, до Кранка начинало доходить.
- И что она сказала? «Нет»?
- Если бы… если «нет»…
- Она сказала «Да»? – маленькие орочьи глазки стали размером с медную монету.
Ганц покачал головой.
- Она не услышала!
- Как?
- Вот так! Обсуждала с другими лучниками, какой тип наконечника лучше для лесных сражений…  И даже не заметила моего присутствия…
Мда, ситуация была столь же смешная, сколь и грустная. Кранк и сам-то был не очень искушён в делах сердечных, поэтому вряд ли годился на роль советчика. Однако всё же решил, что нужно что-нибудь посоветовать.
- А ты… не пробовал говорить погромче?
Ганц вспылил и с размаху ударил кулаком по земле.
- Что? А ты знаешь, как это страшно-то? У вас-то орков всё по-другому: дал дубиной по башке и тащи к себе в пещеру!
Кранк улыбнулся.
В который раз ему приходилось сталкиваться с заблуждениями, связанными с его народом. Дубиной по башке – и в пещеру! Вот это в духе варваров! Только мало кто знает, что в его народе ухаживания происходят ничуть не менее романтично. Юноша должен принародно объявить о своёй симпатии к девушке, та же должна упрекнуть его в неискренности и уйти. Весь следующий год, каждую неделю, юноша должен был приносить возлюбленной головы орков из враждебного племени или, в редкие времена мира, горного хищника. Потом он должен был украсть у врагов их тотемное животное, освежевать и соорудить из его шкуры шатёр, в который должен был ввести будущую жену. На время ухаживаний девушка признавалась занятой и ухаживание со стороны других юношей запрещалось. Если же девушка отказывалась входить в шатёр или юноша не успевал вовремя принести голову, её объявляли свободной, а неудачливый ухажёр должен был на год покинуть племя и уйти в горы, в знак траура по потерянной любви. По возвращению он мог снова попытаться ухаживать за той же девушкой, если она, конечно, ещё не вышла замуж за другого. 
Кранк ещё раз улыбнулся, но на клыкастой пасти это выглядело как оскал.
- Ну, знаешь ли, – орк не стал с ним спорить. – нам-то ещё страшнее. В конце концов, у девушек тоже дубина имеется.
Но, похоже, ярость прошла, оставив Ганцу только внутреннее опустошение. Облокотившись на колени, парень уставился в одну точку. Кранк похлопал его по плечу, как старого друга.
- Расскажу-ка я тебе одну историю… Один рыцарь отправился в путешествие через пустыню. Вода давно закончилась, он обессилел от жажды. И вдруг: он видит перед собой прозрачное озеро, полное прекрасной питьевой воды. Но на берегу этого озера сидел дракон. Рыцарь выхватил меч и бросился на чудовище. Они бились день, бились два, бились три. На четвёртый уставший дракон спрашивает уставшего рыцаря: «Почему ты сражаешься со мной?» Тот ответил: «Я хочу пить». Тогда дракон снова спрашивает: «Разве я тебе мешал?!»
Ганц остался неподвижным, хотя Кранк слышал нечто вроде смешка.
- Я это вот к чему: кто ж тебе не даёт подойти к твоей лучнице? Только ты сам. Ты же храбрый воин, Ганц, я сам видел, как ты бросаешься в гущу врага, рискуя жизнью. Неужели боишься одной-единственной девушки?
- Это совсем другое… – надломлено произнёс юноша.
- Ну, как знаешь, – пожал плечами Кранк, подбирая с земли перо и чернильницу. – я, с твоего позволения, вернусь к работе…
*   *   *
Наутро караван снова двинулся в путь. Впереди, чуть дальше от всей процессии, скакал разведчик. В голове каравана вышагивала на своих скакунах купеческая гвардия. С боков ехали наёмники Штольца. Зад, то бишь – тыл, каравана прикрывали одиночные, совершенно случайные наёмники, в числе которых был и Кранк.
Караван полз, как змея, между деревьев, вторя змеящейся дороге, мощёной булыжником. Мостили давно, поэтому многих камней не хватало, каждый зазор, как правило, был больше лошадиного копыта, поэтому наездники уже через час езды безумно устали от невыносимой тряски.
Переправу через мост встретили как спасение. Там, за мостом, начиналась уже грунтовая дорога, что означало конец бесконечным подскокам. Мост был широк, так что караван мог пройти, не перестраиваясь. Речка не была глубокой, можно было пройти вброд, но течение было слишком  сильное, а из дна торчали острые камни.
Караван уже наполовину был на том береге, как раздался страшный треск. Мост проломился посередине, как раз там, где шли повозки с товарами. Плюхнувшись реку, они поплыли, как лодочки, уносимые бурными потоками. Из воды вынырнул канат, вытаскивая за собой толстую сеть, не позволяющую этим “лодочкам” уплыть слишком далеко. Засвистели стрелы. Из кустов, и на том, и на другом берегу, к каравану бросились вооружённые люди.
- Засада! – закричал Штольц, поднимая своего коня на дыбы, и тут же, получив две стрелы в грудь, соскользнул в разлом.
В другой ситуации, лишившись командира, наёмничьего авторитета, который заключал с нанимателями сделки и брал на себя обязательства, вся его команда бросается если не врассыпную, то уходит группами. Но теперь, зажатая с двух сторон, понёсшая самые тяжёлые потери от первого залпа, группа Штольца решила держаться до последнего. Разделившись пополам, они бросились на врага, каждая половина – к ближайшему берегу.
Кранк спешился и поудобнее перехватил топор. С одной стороны, драться конным было куда проще, но, с другой стороны, всадник – превосходная мишень для засевших в лесу лучников. А так хоть побоятся попасть по своим.
Во второй раз раздался свист. Летели стрелы. Лучники, и правда, метили по всадникам. Зажатые между разломом на мосту и каменными бортиками, наёмники не могли спешиться чисто физически. Те же, кому удалось сойти с моста живьём, поспрыгивали с коней и бросились на бандитов.
Ганц рванул на следующий берег, где завязла в боях купеческая гвардия. Сбившись в кучку, посадив в центр лучников, она отбивалась от наседающих бандитов. Лучники перестреливались с бандитскими стрелками, засевшими в лесу, и помочь мечникам не могли. Ганц оглянулся. На другом берегу ситуация обстояла ещё хуже: лучников там вообще не оказалось, и наёмники сражались с вражьей пехотой, подставляя головы вражьим стрелкам.
Кранк сражался сразу против семерых. Орк широко размахивал топором, держа противников на безопасном расстоянии. Когда же они ринулись на него все вместе, орк с разворота ударил крайнего врага по уху и зашёл всей шайке с фланга, попутно рубанув ещё одного бандита по спине.
Сыпались стрелы. Одна из них царапнула орка по бедру, другая свалила наёмника Штольца, третья перебила руку бродячему рыцарю. 
Было решено. Ганц спрыгнул с коня и бегом по широким перилам побежал на другой берег, где в прыжке оседлал одну из лишившихся седока лошадь. Пригнувшись к самой её шее, Ганц промчался мимо дерущихся, изредка нанося удары тем врагам, кто приближался к нему слишком близко. Он скакал в лес. Там засели стрелки, там главная опасность.
Лучники расположились на небольшой полянке чуть в стороне от дороги. Их было около десятка, но никто из них не ожидал нападения на их позицию. Поэтому всадник, пусть и один, наделал много шума.
Ганц не старался убить противника, старался ранить. Поэтому налетал на лучников лошадью, рубил по рукам и скакал дальше. Вражеский строй – лучники выстроились в линию – был ему только в помощь. Стрелки даже не успели понять, кто на них напал, а Ганц уже скрылся в лесу. Потеряв троих убитыми, четырёх ранеными – отрубило руки, оставшиеся трое бросили луки, схватили мечи и побежали к своим сражающимся врукопашную товарищам.
Ганц вынырнул из леса и налетел на бандитов с тылу. Рубанув одного промеж лопаток, он хотел поскакать дальше. Бандит, сживающий в руках увесистую кость некого животного, ударил своей дубиной Ганцовой лошади по ногам. Всадник кубарем слетел на землю. Взметнулось бандитское оружие и опустилось на лежачего.
Увидев печальную участь знакомца, Кранк пришёл в бешенство. Не смотря на свою рану, орк неистово замахал топором. Каждый взмах означал кончину одного из бандитов. Расправившись со своими противниками, он набросился на других, обращая их в бегство.
Бой закончился. Охрана каравана победила, хоть и с огромными потерями. Полегли почти все наёмники Штольца, включая и его самого, и половина купеческой гвардии. Встал вопрос: что делать с убитыми? Порешили: трупы бандитов сбросить в речку, а тела своих похоронить в общей могиле. Яму выкопали прямо здесь, на берегу.
Кранк нёс на руках тело Ганца. Парню сломали ноги дубинами, а грудь проткнули мечами. Орк бережно уложил его среди всех прочих павших и вылез из ямы. Среди “случайных” наёмников, таких, как Кранк, нашёлся бродячий священник, который предложил отпеть погибших. Стоя на краю ямы, со сломанной рукой и перевязанным брюхом, он затянул длинную, протяжную погребальную песнь.
Выжившие собрались вокруг ямы – каждый их них потерял друга, кто-то даже потерял брата, сына или отца. Все стояли, склонив головы. Кто-то подпевал священнику. Кто-то тихо, чтобы никто не увидел, плакал. Смахнув слезу, Кранк тряхнул головой и увидел сбоку от себя девушку с перевязанным плечом. На ней была стёганая куртка, типичная для купеческой гвардии, за спиной висел колчан с одной-единственной стрелой. Светлые вьющиеся волосы слиплись от грязи и крови. Девушка украдкой вытирала слёзы.
- Это ты Гретта? – тихо спросил орк.
Девушка кивнула.
- Ты знаешь…
- Знаю… – шепнула она. – он мне тоже нравился.
- Тогда почему…?
- Гордость…
Девушка вытащила из колчана последнюю стрелу и, бросив её в яму, отошла подальше.
Священник закончил свою скорбную песнь, и люди взялись за лопаты, стащенные с обоза. Через час над братской могилой высился достойный холмик. Кранк предложил вкатить на него булыжник покрупнее, покрасивее, чтобы увековечить павших. С молчаливой угрюмостью они выловили в речке подходящий камень и вкатили его на холм. Кранк взял с купеческой повозки подходящий инструмент и высек на камне:
«Здесь, на берегу тихой реки,
покоятся герои, павшие в неравном бою
с бандой лесных разбойников,
но, вопреки всему, одержавшие победу.
422 год после Каменного Дождя,
сто двадцать третий день Поры Ножа
или третий день месяца Жатвы».
Выжившие

Кранк пинком распахнул тяжёлую дубовую дверь и ввалился в таверну. Посетители на миг прекратили свои разговоры, оторвались от еды и выпивки и посмотрели на орка. Намётанным глазом наёмник заметил: кое-кто тайком взялся за оружие, но, немного подумав, решил, что гость не опасен. Через мгновение зал таверны вновь наполнился разговорами и стуками кружек о столешницу.
Кранк осмотрелся: свободных мест не было и в помине. Вернее, места-то были, но вокруг уже сгрудились компании, людей, гномов и эльфов. Орк приуныл: если представители Высших рас ещё могут терпеть Низшего в одном с ними помещении, то сидеть за одним столом, мягко скажем, откажутся. Да и сам Кранк в чужой кампании чувствовал бы себя неуютно. В надежде всё же отыскать полностью свободное место, Кранк принялся кружить по залу и высматривать их, будто кондор – добычу.
Наконец, богиня Удачи ему улыбнулась – в дальнем углу он заметил маленький столик. Впрочем, она тут же сменила улыбку на оскал: за столом уже сидели. И вновь улыбнулась: человек был один и совершенно никак не отреагировал на появления близ себя орка. Столик стоял в сторонке от остальных – их разделяло два или три орочьих локтя пространства, свободного от посетителей и снующих туда-сюда официанток. Какая же она переменчивая, эта богиня, подумал Кранк. В этом вся она: давать, отбирать и снова давать, и так много-много-много раз, пока не наскучит.
И, видимо, удача не наигралась с орком. Человек, занимавший свободное место, был наёмником из Гильдии и, судя по снаряжению – кольчугу из бирюзового металла и малиновую ткань на одежду мог позволить себе не всякий – занимал там должность никак не меньше полковника. Гильдийские наёмники на дух не переносили наёмников вольных, и чем выше по служебной лестнице были первые, тем сильнее они ненавидели вторых.
Но всё же появление гильдийского полковника озадачило Кранка: обычно высокие чины  отдыхают в совсем других местах, да ещё в окружении двух-трёх мордоворотов-охранников. Конечно, «Дубовая чаща» была заведением более чем приличным, но качественно обслужить таких важных персон она явно не могла.
Ситуация заинтересовала Кранка. Орк решил, что, несмотря на риски, должен разузнать, в чём же дело. Он набрал в грудь побольше воздуха и, стараясь быть громким, но в то же время не привлечь ненужное внимание, обратился к сидящему. Тот, уйдя в себя, что-то бормотал и вполне мог не услышать даже зычный орочий голос.
- Я подсяду, хорошо? – за долгое время скитаний и наемничьей службы Кранк отвык от вежливости, но обращаться к полковнику иначе нельзя.
Человек поднял затуманенный взор и пробормотал:
- Зачем?…
Орк удивился. Он понимал, что гильдийский полковник мог отказать вольнику, при том в весьма грубой форме, ибо гусь свинье не товарищ. Однако в его голосе не было ни раздражения, ни какой бы то ни было враждебности. Только искреннее непонимание. Видимо, мужчина задумался и не смог сразу понять, о чём речь. Кранк решил ему объяснить.
- Больше негде сесть.
- Зачем?…
Орк стал подозревать что-то неладное.
- Отдохнуть.
- Зачем?…
- Устал.
Тут-то до Кранка дошло, что человек разговаривает не с ним и что находится он, так сказать, не здесь. Не дожидаясь разрешения, орк аккуратно, дабы не раздавить своим весом, опустился на стульчик, рассчитанный разве что на гнома. Как и ожидалось, сосед никак не отреагировал.
Едва наёмник занял место, к столу, виляя бёдрами чуть сильнее, чем нужно, подошла разносчица, держа на весу уставленный кружками и тарелками поднос. Приблизившись с явной неохотой, девушка быстрым движением раскидала их по столу.
- Но ведь я ещё ничего не заказал, – покачал головой Кранк, глядя на кружку дешёвой огненной воды, на три ломтя чёрствого хлеба и на кусок высушенного мяса.
- Ничавой другова нету, – отрезала разносчица.
Она уже собиралась уходить, но Кранк ухватил её за запястье. Девушка пискнула. Сидящие за ближайшими столиками посетители обернулись и привстали со своих мест. Заметив недоброе внимание к своей персоне, Кранк отпустил руку разносчицы.
- Я просто хотел спросить.
Девушка, подбоченившись, вопросительно нахмурилась. Орк понизил громкость голоса и продолжил:
- Знаете ли вы этого человека? – Кранк кивнул в сторону наёмничьего полковника. – Давно ли он здесь и что из себя представляет?
Разносчица приняла более расслабленную позу, сменив гнев на милость. Видимо, природная женская болтливость взяла верх над расовой нетерпимостью. Поставив ещё полный поднос на стол, она принялась чесать языком. Речь девушки была переполнена ненужными, пустыми словами, да ещё сдобрена крестьянским акцентом, всё это затрудняло восприятие, но Кранк смог по крупицам составить некую целостную картину.
Оказалось, что сидящий рядом с ним наёмничий полковник был родом из этого крестьянского посёлка, точнее сказать, с младенчества рос в бездетной до тех пор крестьянской семье. В детстве он держался особняком, обществу других детей предпочитал общество деревенского священника, подвижным играм – чтение церковных книг. Но однажды на посёлок напали. Новый  король скучал без войн, поэтому решил отработать тактические приёмы на собственных подданных. Неготовая к битве крестьянская милиция была разгромлена сходу. Всех, кто не успел спрятаться в каменной, а потому неуязвимой церкви, угнали. Когда всё кончилось, и немногие выжившие покинули укрытие, они застали лишь пепелище. Люди были объяты горем, потому не сразу заметили пропажу одного единственного мальчика, а когда заметили – особо не горевали, ведь надо было восстанавливать то, что было разрушено. Позже, гораздо позже, проезжающие мимо купцы и путешественники стали приносить байки о наёмнике, сражающимся против узурпатора. По описанию, которое менялось от рассказчика к рассказчику, в нём можно было признать того самого мальчишку, пропавшего при нападении на посёлок. А спустя два месяца после свержения тирана, этот герой посетил городок лично, чем окончательно развеял всякие сомнения. Только почему-то с тех пор он безвылазно сидит в «Дубовой роще», почти ничего не ест, не пьёт, постоянно спрашивает кого-то «Зачем?…» и лишь изредка возвращается в реальный мир, чтобы нарубить для таверны дров или ещё как-то отплатить за пищу и кров.
Закончив свой рассказ, девушка схватила поднос и заспешила к другим посетителям, которых из-за своей болтовни не успела вовремя снабдить выпивкой и снедью. Кранк же остался переваривать услышанное, не забывая, правда, поглощать не только духовную пищу. Внезапно его раздумия прервал мужской голос:
- Забавно, правда?
От неожиданности Кранк выплюнул огненную воду обратно в кружку. Он уже давно свыкся с мыслью, что его сосед не способен к осмысленной речи, а тут – на тебе! Природное орочье любопытство заставило спросить:
- Что забавно?
Заметив, что его слушают, полковник оживился. Проигнорировав вопрос орка, он, тем не менее, продолжил рассуждать о чём-то своём.
- Всё началось так давно и так недавно – тридцати лет назад, в голове золотой рыбы. Всё пошло наперекосяк. Глаза сражались с зубами, а язык – с ушами. От всего этого чешуя стремительно  тускнела. Старая кляча ослепла умом и больше не разбирала дороги, а скалолазы не могли забраться на вершину, ибо больше мешали друг другу. Но вот однажды появилась тёмная лошадка, на которую никто не хотел ставить, поэтому ей не мешали. И она пришла первой.
Полковник смолк и потянулся к своей кружке с огненной водой, промочить горло.
- Тёмная лошадка съела старую клячу и впряглась вместо неё. Золотая рыба вновь ударила хвостом по воде. Но гложущие черви никуда не делись, а в небе продолжали кружить грифы. Когда тёмная лошадка стала топтать этих червей, они обнажили когти и набросились. Но тёмная лошадка была хитрее их, грифы не достали когтями до золотой рыбы, лишь выдрали себе перья, а рассекли дюжину-другую червей. А золотая рыба изловчилась и проглотила грифов.
Запрокинув голову, полковник проглотил содержимое деревянной кружки и с силой стукнул её об столешницу.
- Но нельзя ставить каменные кирпичи поверх глиняных и деревянных – под весом камня дерево треснет, а глина рассыплется. Тогда тёмная лошадка решила их перемешать и класть попеременно то каменный кирпич, то глиняный, то деревянный. Однако многие кирпичи выскользнули, ударились об землю и раскололись. В чреве золотой рыбы вылупились грифята, которые стали клевать её плоть. Но слишком толста была плоть, и тогда грифята схватились за  расколовшиеся кирпичи и стали дубасить. Золотая рыба пошла ко дну, и чем дальше она заплывала в тёплое море, тем глубже опускалась к серным испарениям. Всем казалось, что тёмная лошадка бежит не туда. Золотая рыба стала глотать змей, которые стали кусать её изнутри. Но тёмная лошадка топтала копытами и змей, и грифят, и кирпичи. И тогда один змей предложил: «Я ужалю тёмную лошадку». И ужалил. И только тогда, когда золотая рыба упала на дно, змей  понял, что ей нечем дышать…
Кранк попытался осмыслить услышанное. Орк совершенно не понимал собеседника, но не потому, что орк. Гном, эльф или человек тоже вряд ли бы что-то вынесли из рассказа наёмничьего полковника. А тот приподнялся с места, упёрся руками в столешницу и, приблизившись к Кранку лицом, продолжил:
- И вот этот змей стал спрашивать себя: «Зачем, зачем, зачем он жалил?»
Мужчина рухнул на стул и откинулся на спинку, давая знать, что разговор окончен. Орк отвернулся и посмотрел на недоеденные овощи. Слушая туманную, характерную для душевнобольных речь, он забыл о еде и выпивке. Понимая, что он ничего не понимает, Кранк встал из-за стола в поисках разносчицы. Выловив её возле двери, он хотел было сунуть ей несколько монет, но девушка брезгливо отдёрнула руку от денег.
- За счот заведения.
- Это за комнату.
- Мест нету. Всегой хорошева.
Разносчица явственно дала понять, что скорейшее отбытие орка из «Дубовой рощи» было бы более чем желательным. Кранк пожал плечами. Если он поторопится, то успеет добраться до границы прежде, чем зайдёт солнце, а уж там можно заночевать в бараках, ожидая оформления документов на выезд из страны. Выйдя на улицу орк отвязал своего коня-тяжеловоза и поскакал вдогонку за солнцем.
*   *   *
Алый свет заходящего солнца и бушующих пожаров проникал сквозь побитые витражные окна. Золотые рыбы, некогда плескавшиеся среди выложенных из цветного стекла вод, теперь осколками лежали на полу, вместе с разбившими их стрелами. Сквозь дыры ветер приносил из города запах гари и жареного мяса. С улицы доносились рёв, грохот, крики и металлический лязг.
- Стар я для всего этого… слишком стар…
Поседевший мужчина закрыл глаза. За окном на жёлто-синие ряды накатывали разноцветные волны, и каждый такой накат начинался и заканчивался рёвами и криками, оставлял после себя разноцветные пятна на серой брусчатке. Мужчина отошёл от подоконника и направился к трону.
- Слишком… слишком стар…
Его голос разбежался по углам пустынного тронного зала. Закутавшись в голубой плащ, так же, как больной кутается в домашний халат, он упал на трон и стянул с головы золотой обруч. Обречённо вздохнул. Голые стены содрогнулись: штурмующие проникли во дворец. Они будут здесь с минуты на минуту.
Резные врата в боковой стене тронного зала дрогнули. Потом ещё раз, ещё. Каждый удар они принимали с достоинством. Штурмующие кричали, ругались, но никак сладить с дверьми не могли. Наконец, раздался едва слышный с трона голос:
- Расступитесь!
Грохнуло. С потолка грязным дождём посыпалась штукатурка. В три человеческих роста дубовые створи врат влетели в зал, как две щепки. Внутрь ворвалась разношёрстная толпа. Здесь были и вооружённые цепами, вилами и кольями крестьяне, некогда разлучённые с семьями и лишённые земли. Здесь были вооружённые арбалетами и кинжалами горожане, уставшие от высоких налогов и трудовых повинностей. Здесь была закованная в доспехи знать, лишившаяся своих поместий. Здесь были повстанцы из захваченных царств, волонтёры из соседних государств, сектанты, наёмники, все, кого обидел за время своего правления царь Страны Золотых Рыб.
Толпа расступилась, вперёд вышел лидер штурмующих – молодой тридцатилетний наёмник в дорогой кольчуге и малиновых одеяниях. В руке он сжимал светящийся, явно магический клинок. Выставив его перед собой, наёмник воскликнул:
- Твоё правление окончилось, тиран!
Тиран продолжал сидеть на троне, закутавшись в плащ, и глядеть на собравшихся усталым взглядом. Повертев в руке золотой обруч, он поднялся с сиденья и стал спускаться по ступенькам к толпе. Оказавшись аккурат перед острием меча, он остановился.
- Знаешь, – тихо пробормотал он. – что самое тяжёлое в работе царя?
- Узурпатор!
- Что бы ты ни сделал, обязательно найдётся тот, кто скажет: «Я бы сделал это лучше!» Всем угодить невозможно.
- Ты убил законного короля!…
- …который уже не мог управлять страной.
- Организовал покушение на его сыновей!…
- …по его собственному приказу. Они хотели помочь отцу расстаться с троном.
- Залил плаху кровью!…
- …грабителей и убийц. Пусть многие из них и носили малиновые одежды.
- Поработил Страну Орлов и Страну Воронов!…
- …которые напали на Страну Рыб первыми.
- Лишил и своих, и чужих крестьян их земли!…
- …отдав взамен земли в других княжествах, равные по площади.
- Многие из них стали нищими!…
- …потому, что не захотели осваиваться на новых местах.
- Казнил борцов за свободу!…
- А как бы ты поступил с теми, кто покушается на покой государства, жизни его жителей? – тиран подбросил золотой обруч в руке и водрузил его на голову наёмнику. – Может, ты справишься? Я буду только рад найти дурака, который будет вместо меня нырять в эту клоаку. Кажется, в твоих жилах течёт королевская кровь, пусть и разбавленная кровью служанки. С бумагами я тебе помогу. А потом – на отдых!
- Тебя повесят! – рявкнул мужчина, жестом останавливая ринувшуюся было на расправу толпу.
- Замечательно! Хоть на том свете высплюсь. Ну, ведите, орлы!
Повстанцы из бывшего царства, а ныне мятежного княжества Орла, подхватили узурпатора под руки и вывели  из зала. Лидер штурмующих потёр золотой обруч и с сомнением посмотрел на трон. Сделал несмелый шаг. Потом ещё один. Вот он уже уверенной походкой прошагал мраморную лестницу и, грациозно развернувшись, изящно уселся на трон.
*   *   *
- Имена убитых режимом узурпатора были высечены на огромном столбе, построенном на главной площади Зифии. Страна Красных Орлов и Страна Белых Воронов были восстановлены в прежних, довоенных границах. Их жители, вывезенные из родных земель во время тирании, были с почестями приняты обратно, а те, кто не смог или не захотел вернуться, основали в Стране Золотых Рыб самобытные общины.  Новый король разделил власть с созданным им Всенародным собранием, в которое вошли лучшие…
Кранк захлопнул книгу по истории, привезённую кем-то из путешественников и отнятую таможенниками. Пока проверялись бумаги людей, орк, тактично задвинутый в конец очереди, выпросил эту книгу у стражников, чтобы скоротать время. Люди настолько удивились читающему орку, что удовлетворили его просьбу без вопросов.
Хозяин учебника уже прошёл проверку и затребовал книгу обратно. Кранку она уже была неинтересна. Он знал, что за возвращением старой знати их земель стояли утроившиеся налоги. За воссозданием Страны Орлов и Страны Воронов стояли отложившиеся исконные княжества Страны Рыб. За переселением орловцев и воронцев на родину стояли вновь лишённые земель рыбцы, которых на правах “захватчиков” выпнули в родное царство, побираться и бродяжничать. За созданием самобытных общин стоит террор общинников по отношению к местным. Всё это Кранк видел, пока ехал в «Дубовую рощу», видел, пока ехал к заставе.
«Иногда зло бывает необходимым. Отказ от меньшего зла ведёт к большему злу. Многие этого не понимают и отказываются терпеть лишения, тем самым приближая крах», – писал Кранк в своей книге. – «Все хотят всё и сразу, лишь немногие способны ждать».
Орк отложил книгу. Мораль ему не нравилась. Будто оно не полное и совсем не соответствует записанной истории. Обещая себе подумать ещё, он залез на трёхъярусную кровать, поставленную в бараках для тех, кто не успел пройти таможню в срок. Устроившись в середине, Кранк положил своё сокровище – свою книгу – под подушку и уснул.

Бесконечные Поля тянулись уже пятые сутки. Куда ни глянь – ровное золотистое море пшеницы, чьи волны накатывали на грунтовую дорогу – единственный ничем не засаженный клочок земли. Стоящее в зените солнце поливало землю теплом  и светом.
По тропинке двигался пухлый тяжеловоз, срывая на ходу колоски. Навьюченные мешки и походные сумки мерно подпрыгивали в такт неторопливой ходьбе. Дрожа под тяжестью хозяина-орка, конь хрипло дышал и обливался потом. Всадник, нацепив на приплюснутый нос эльфийские стёкла, коротал время за чтением увесистого фолианта «Тёмный Властелины, том II».
По сторонам то и дело раздавался свист. Должно быть, полурослики опять пошли воровать пшеницу да заблудились в зарослях. Заколдованное пугало прочёсывало местность в поисках несчастных воришек. Увидев, как лошадь Кранка жуёт колосья, страж посевов протянул к нему руки. Взмах топора, и вот тяжеловоз жуёт соломенную конечность, а обиженный страж отступает обратно.
- Tok saderok*, – вздохнул орк, вешая секиру на крепление. – когда кончатся эти Поля?
Тяжеловоз только фыркнул, тряхнув вороной гривой.
Кранк спрятал «Властелинов» в мешок и достал карту Полей. До ближайшей полноценной деревни две недели езды. Вокруг то и дело попадались дачные избы, где ночевали крестьяне-вахтовики, но в таких домах никогда не бывало лишней еды, воды или кровати.
Но вот вдали показался чёрный силуэт небольшой деревеньки.
- Manel a’fer**, – орк приложил ладонь ко лбу и вгляделся вдаль. – мы спасены!
Наездник несильно пришпорил скакуна. Чтобы не казаться слишком покорным, конь взбрыкнул, но всё же перешёл на рысцу. Когда деревня оказалась совсем рядом, Кранк спрыгнул со спины измученного тяжеловоза и повёл его в спасительную тень деревянных изб за поводья.
Вокруг царила неестественная тишина. Ни куриц с цыплячьим выводком, ни бегающих друг за другом кошек и собак, ни резвящихся детишек. Казалось, что деревню покинули. В поисках хоть кого-нибудь Кранк стал бродить по селению.
Почерневшие, потрескавшиеся от палящего солнца дома располагались по кругу, задом к Полям и передом к другому кольцу, поменьше. Третий избяной ряд примыкал вплотную ко второму, окружая небольшую площадь с колодцем и каменной часовней.
Ни кого не найдя и вернувшись к тому месту, откуда начал, Кранк постучался в ближайший дом. Ему никто не ответил.
«Ушёл хозяин, или же боится ли открыть?» – подумал орк и на всякий случай постучал громче.
Открывать никто не собирался. Стуча громче и громче, Кранк высадил дверь. С грохотом та упала внутрь избы. Покачав головой, Кранк наклонился – проём был слишком низок – и прошёл внутрь.
Убранство избы нельзя назвать богатым, только самое нужное, да и то, по минимуму. Две скамейки в углу, обжимающие грубо сколоченный стол, сложенная из кирпичных осколков печка, сундук для вещей да укрытая травиной лежанка. На лежанке недавно спали, за столом недавно ели, но хозяев в доме не было.
Пытаясь сообразить, куда все делись, Кранк задумался, но его размышления прервал шквал ударов по затылку. Били чем-то круглым и продолговатым, возможно, скалкой.
- Зачем дверь выломал, негодник? – проскрипел женский голос.
Закрывая голову руками, Кранк развернулся и выхватил орудие насилия из рук агрессора. Им, а точнее – ей, оказалась невысокая женщина в сером домотканом платье, подпоясанная куском верёвки. Уже не молодая, да и тяжёлая крестьянская жизнь оставила на ней неизгладимые следы, но всё же её можно назвать симпатичной, если закрыть глаза на свирепое лицо.
Крестьянка уперла руки в боки. Даже оставшись без оружия, она не стала менее грозной.
- А ну, ставь как было!
Камень преткновения – несколько скреплённых железными полосами досок – сиротливо валялся на полу. Орк подцепил дверь рукой и привёл в вертикальное положение, а большего сделать не мог: верхняя петля была сломана и подвязана верёвочкой, а нижняя от ударов раскрошила трухлявое дерево.
- Прошу прощения, – морда Кранка приняла сожалеющий вид. – дверь была не заперта, и я вошёл…
Видимо, ярость стала потихоньку отступать, и женщина отреагировала достаточно спокойно.
- Та знаю я, – махнула она рукой. Орк инстинктивно втянул голову в плечи. – Сама маюсь: третьего с петель слетела. Есть будеш?
После столь агрессивного приёма Кранк меньше всего ожидал гостеприимства. Не найдя, что ответить, орк кивнул. Крестьянка по-хозяйски направилась к печке и достала ухватом закоптившийся горшок. Поставив сосуд на стол, женщина со смачным звуком опустила в него деревянную ложку.
Каша была не ахти какая, недоваренная и совершенно не солёная, но после пяти дней злаковой диеты Кранк ел с аппетитом. Пока он стучал ложкой по горшку, крестьянка ушла за молоком.
- Не серчай, – тихо сказала златоволосая, протягивая гостю кувшин. – Месяц как в страхе живём, а ты – в двери ломиш-са…!
То, что деревню кто-то терроризирует, Кранк понял и сам. В конце концов, кто в здравом уме пригласит орка к столу, за которым ест сам? Только если хозяин видел чего пострашнее.
- Что случилось?
- Повадилось к нам чудиш-ше, – голос женщины задрожал. – мужиков наших харчить. Сперва пропал муж Златки, доярки наш-шэй. Утопал коров пасти – та и пропал. Коровы есть, его-й нету! Потом пропали Кочерга, Сачок и Свирель. Уш-шлы рыбачить на озеро, и концы в воду!
- Может статься, – орк оторвался от трапезы. – просто утонули…
- Та кабы утопли, наш-шлы бы их. Свяш-шенник нашенский целый день с обрущем плавал, не наш-шёл! Нету мертвяков. Стал быть, сожрал кто. А как настало время жатвы, жнецы ушли в поле, и не воротились. Апосля этого мы по домам заховались, боялись нос высунуть, да наутро всё едино пропадали. Му… – крестьянка всхлипнула. – муж мавой, Цапля, пятого дня пропал! Скотина последняя, так моя скотина, не чужая!
Женщина заплакала, закутав лицо в платок.
- Так все мужики и перевелись. Один свяш-шенник, вот, последним остался. Толковый мужик, не то что мавой. Молвят, его Круг оберегает. Та разве он кого оберечь может, если мужика маво не оберёг?
Крестьянка снова разрыдалась, и плакала, пока Кранк не заскрёб ложкой днище горшка.
- Вот чего, милый: ты хоть и не такой здоровый, чудиш-ше-то и Жевуна уташ-шило, а уж он-то поболе тебя был, но видно – вояка бывалый. Заруби гадину, мы уж за ценой не постоим. Живём небогато, но соберём с каждой избы по монетке…
- Так и быть, добрая женщина.
Потерев ушибленный затылок, Кранк встал из-за стола. В дверях орк обернулся и спросил:
- Кто-нибудь может поведать о чудище?
- Свяш-шенник поведает, – женщина махнула рукой в сторону часовни. – Он всех отпевал, везде был. Может, видал чего… Э, нет, его только к вечеру жди. Сейчас он по полям ходит, ищи его с огнём! Та и ты устал с дороги, куда тебе на чудиш-ше-то переть?
*   *   *
Рассчитывая отдохнуть, Кранк проявил излишний оптимизм. Стрекоза, так звали крестьянку, у которой остановился воин, решила распорядиться его временем иначе.
С тех пор, как пропали все мужчины, в деревне накопилась куча несделанной мужской работы. Починка двери, забивание гвоздей и рубка дров оказалась только верхушкой того айсберга, с которым столкнулся Кранк с подачи хозяйки дома.
После того, как орк помог Стрекозе, в дом заглянули её подруги-соседки. Восхищаясь работой Кранком, с которой не сумел справиться “криворукий муженёк”, они ненавязчиво попросили орка помочь и им. Ну как тут отказать?
Об отдыхе и речи быть не могло. Предстоящую битву с монстром воин ждал как спасение. Едва стемнело, а он уже ступил на порог часовни. Орки не поклонялись Святому Кругу, да и прочие религии континента им чужды, но всё же Кранк счёл необходимым уважить людскую традицию. Выставив средний и указательный пальцы, он поднял руку и описал перед собой круг, воспроизводя молебный жест.
*   *   *
Шторы наглухо закрывали окна. Несмотря на не самый поздний час, в келье было темно, и только круг горящих свечей давал хоть немного света. Старик пятидесяти лет пластался по полу, выводя мелком замысловатые фигуры, периодически сверяясь с расстеленной перед ним большой толстой книгой.
Кранк откашлялся:
- Простите…
От неожиданности священник провёл лишнюю чёрточку и сбил несколько свечек.
- Ради Круга! – воскликнул старик, торопливо расставляя упавшие свечи по местам. – Не подкрадывайся ко мне, нечестивец!
- Ещё раз прошу прощения, – орк слегка склонил голову в знак своего сожалениния. – меня зовут Кранк.
- Валериус, – стоя на коленях, священник скрестил руки на груди и склонил голову.
- Очень приятно. Я пришёл к вам по делу.
- Так говори же, – нахмурился Валериус. – окаянный!
- Женщина по имени Стрекоза рассказала про монстра, который нападает на местных мужчин. Мне сказали, что вы можете о нём рассказать.
Старик поднялся с колен и отряхнул рясу от пыли. Подойдя к книжной полке, он выудил оттуда одну, раскрыл и начал читать.
- Башмак, пастух. Десятого дня месяца Всхода пропал возле леса-кочевника, тела так и не нашли. Отпет заочно, так… Кочерга, Сачок, Свирель рыбаки. Девятнадцатого дня месяца Всхода, на рассвете пошли рыбачить на озеро и не вернулись. Не найдены. Серп, Шершень… – священник огласил несколько десятков имён. – …Роба, жнецы. Первого дня месяца Жатвы вышли в поле и не вернулись. Тела всё так же не найдены. Молот и Клещ, кузнецы. В ночь на восьмой день месяца Жатвы пропали из дому.
Валериус продолжал читать имена жертв неведомого чудища. Все жертвы покидали деревню и не возвращались, и каждый раз тело найдено не было. А потом стали пропадать прямо в деревне. Немногие монстры на такое способны.
- Что скажешь? – прервал размышления Кранка священник. – Кто бы мог всех пожрать?
- Не знаю, – орк почесал подбородок. – это ведьмаков спрашивать надо. Правда, обстоятельства сужают круг подозреваемых. Раз не нашли тел, чудище может проглотить человека целиком. Учитывая, что мужчины пропадали даже в деревне, оно сумело овладеть их разумом и заставить идти к себе. В принципе, под описание подходит только Удильщица…
Кранк имел ввиду морского монстра: огромную пасть с языком в виде смазливенькой девицы с атрибутами женской зрелости. Эта “девица” завлекает рыбаков, после чего пасть захлопывается.
- …но озеро для Удильщицы маловато будет, да и воду пресную они не любят, так что не знаю. Может, змей?
- Змей глотал бы и баб, не только мужиков.
- В самом деле… – Кранк снова задумался. – Расскажите, где именно произошли нападения?
Утомлённый разговорами Валериус опустился на сколоченную из ящиков кровать.
- Башмак пас коров там, где раньше был лес-кочевник. Не знаю, что в этих бродячих деревьях такого, но скот просто обожает их листву. Разъелись, понимаешь. Вот Башмак-то и водил своё стадо к лесу. Там и пропал. А лес потом взял и ушёл, нечестивый.
- А рыбаки?
- Рыбаки ходили на озеро. Озеро-то, хвала Кругу, не кочует.
Старик запустил руку под подушку и выудил оттуда потёртый, скрученный в трубочку листок бумаги. Поднявшись с кряхтением, он растянул его перед мордой орка.
- Вот наша деревня, – сухой старческий палец с жёлтым ногтем обвёл чёрный пятиугольник в центре карты. – а озеро чуть юго-западней…
Кранк хлопнул себя по лбу. Если бы сегодня утром он взял чуть правее и сошёл с дороги, ему не пришлось бы обливаться потом и томиться от жажды. Но назад во времени не вернёшься.
Отец Валериус коснулся костлявой ладонью спины Кранка и стал толкать его к выходу.
- Теперь оставь меня, нечестивец! Я должен закончить молитву!
*   *   *
По ночному воздуху забили кожистые крылья. Каменный потолок часовни завибрировал от торопливого постукивания. В темноте загорелись два жёлтых огонька…
*   *   *
В детстве Кранк зачитывался историями об отважных борцах с чудовищами. Хозяин Кранка к подобному чтиву относился презрительно и сжигал книги всякий раз. После этого дети, у которых маленький орк выпрашивал книги, сильно обижались и не раз его били. Но тот не падал духом, ибо ровнялся на полюбившихся героев.
Тогда Кранк даже не думал, что однажды ему придётся оказаться в шкуре героя-охотника. Ему предстояло вступить в бой с чудищем. Было немного страшно: Кранк не знал, с чем им предстоит столкнуться. Орк не раз бился с чудищами, но никогда не охотился на них специально. Это не то же, что ставить капканы на лисиц!
Для охоты Кранк выпросил у крестьянок лодку. Уставшие жить в страхе женщины не поскупились даже на целого барана для  приманки. Животное стояло в лодке и испуганно озиралось по сторонам.
От посудины к берегу тянулась бечёвка, привязанная другим концом к седлу тяжеловоза. Конь бил копытом и хлестал себя хвостом. Его хозяин прятался в камышах с гарпуном в руке и кинжалом в зубах. Он уже ждал полчаса, и терпение было на исходе.
Но вот по озеру пошла рябь. Лодка сотряслась от сильного удара. Баран не удержал равновесие и повалился на днище. Упав, животное заблеяло, поднимая из камышей стаю птиц.
- Ну, пофол! – орочья рука хлопнула по конскому крупу.
Тяжеловоз поскакал прочь от озера. Лодка сорвалась с места, вырывая барана из лап чудовища.
Только монстр не собирался так просто сдаваться и отпускать добычу. Как и планировал Кранк, он погнался за лодкой, не понимая, что это ловушка. Новый удар подбросил посудину в воздух, едва её не перевернув. Баран продолжал отчаянно блеять. Противный звук резал уши, и орку захотелось метнуть копьё в барана, а не в чудище.
Следующий удар опрокинул лодку. Оказавшись в воде, приманка забила копытами в попытках выплыть на сушу. Животное не издавало ни звука, только отчаянно хватало воздух, пока его не утянули на дно. Бушующее озеро окрасилось в красный цвет.
Тяжеловоз замедлил бег, пустая лодка вылетела на берег кверху дном. Не теряя времени, Кранк разбежался и метнул гарпун, метя в центр алого пятна.
Остриё поразило цель. Чудище забилось в агонии, давясь разорванным на кусочки бараном. Мощный хвост забил по воде, пытаясь достать плавником до гарпуна. Древко плясало в бешеном танце, то выныривая, то погружаясь на всю длину. Красную баранью кровь разбавила синяя кровь чудовища.
Орк с разбегу ворвался в озеро по пояс. Ухватив древко обеими руками, орк потащил добычу на берег. Было легко, пока монстр боролся с гарпуном. Когда же он осознал, что главная опасность исходит от охотника, он стал сопротивляться. Зелёный от тины хвост ударил Кранку под колени. Воин не устоял шлёпнулся в воду. Улучив момент, чудовище попыталось скрыться.
Но и Кранк сдаваться не собирался. Выплюнув нож в ладонь, орк набросился на чудовище сверху. Ухватив монстра за клешню, охотник несколько раз ткнул лезвием в конечность. От боли монстр закрутился, словно карусель, пытаясь стряхнуть с себя тяжёлое тело. Гарпун упёрся в дно, впиваясь в чудище ещё сильней. Здоровой клешнёй монстр цапнул Кранка за руку. Орк выпустил чудище, но снова схватился за древко и потянул к берегу. Вода была по грудь. Нож давно ушёл на дно.
Даже будучи раненым, чудовище было сильней. Первым начал уставать Кранк. Он понял, что если бой не закончится сейчас, чудище уйдёт и, возможно, утащил его самого. Удерживая гарпун одной рукой и зубами, орк выхватил с пояса топор и стал рубить воду, стараясь попасть чудищу в голову. Монстр продолжал вырываться, и удержать его одной рукой Кранк не мог. Но он и не пытался – он махал топором.
Скоро чудище перестало оказывать сопротивление. Вытащив добычу на берег, Кранк хорошенько рассмотрел тушу. Покрытое раздробленным панцирем существо достигало шесть орочьих локтей в длину, а может и больше. Короткий, но мускулистый хвост оканчивался плавником в виде веера. Тупое туловище заканчивалось двумя парами конечностей с клешнями, одного, кстати, не хватало. Посредине приютилась маленькая голова с огромным рубцом промеж чёрных глаз. Песок вокруг монстра быстро окрасился в синий цвет. Несомненно, чудовище было мертво.
Выдернув гарпун, Кранк отбросил его в сторону. Сжимая в руке топор, он несколько раз ударил им по несуществующей шее ракообразного. Взяв отрубленную голову за кусок болтающейся плоти, орк поднёс её к лицу. Внимание Кранка привлекли жвалы – шесть пар мелких острых конечностей, коими чудище и разрывало жертву на части.
- Оу-мар, – воин вспомнил название твари, пихая трофей в мешок. – к тому же, молодой. Сдаётся мне, это не тот монстр, которого я искал.
Подошедший к хозяину тяжеловоз замотал головой.
- Боюсь, manel a’fer, охота ещё не кончилась…
Пытаясь сделать шаг, Кранк упал на колено. Нога, по которой оу-мар саданул хвостом, стала ватной от боли. В пылу сражения орк ничего не почувствовал, зато теперь вкусил прелесть травмы в полной мере. А ещё боль жгла запястье, за которое схватилась клешня. Кранк упал на песок и потерял сознание.
*   *   *
- Добра лошадина, – слышал орк через пелену. – Не жалко?
- Да жалко-то жалко, только с голодной Морэны нам ничевой не перепадёт. Да и самим кушать хочетс-са. Я с энтой рыбы уже одурел!
- Эх, плохо, что баран утоп. Можно было его схарчить, а лошадину себе прибрать.
- Агась! Тебе, Сачок, только на лошадях-то и ездить!
- Зарой яму, Кочерга! Мигом в конец скатиш-шя!
- Ты мне тут не грози! Сам последним её пользовать будешь!
- Морэна сёдня со мной…
- А ты заткнись, Свирель, не то вообш-ше ничавой не получишь!
- Что происходит?
Кранк пришёл в себя и теперь поднимался с песка. Нога ещё болела, но терпимо, боль в запястье так вообще прошла. Очнувшись, орк обнаружил, что его тяжеловоза поймали в сети три мужика лет двадцати-тридцати от роду. Рука сама собой подхватила топор.
- Кто вы такие?
Мужики переглянулись. Пробуждение бугая они явно не ждали.
- Я ж говорил, что живой, а ты: «Чудиш-ше загрызло, чудиш-ше загрызло!»
- Дык, Свирель тоже видел, как он мордой вниз рухнул!
- Ну, я-то видел. Дык ведь он…
- Извольте уже объясниться, – Кранк повысил голос.
Три мужика разом повернули головы.
- Рыбаки мы, – пробасил низкий мужичонка в пончо и широкополой шляпе. – Меня Сачком кличут.
- Кочерга, – представился долговязый бородач в стёганке.
- Ну, а это Свирель, – Сачок указал на паренька в рубашке из мешковины. – Лошадина твоя? Так забирай!
Склонившись над связанным тяжеловозом, рыбаки стали распутывать сети. Вскочив на ноги, конь фыркнул и, толкнув Кочергу, спрятался за спину Кранка. Орк морщил лоб, пытаясь что-то вспомнить.
- Подождите, – его осенило. – Кочерга, Сачок, Свирель… Те самые рыбаки, которых съело чудище!
Долговязый махнул рукой.
- Та не было никакова чудиш-ша. Энто бабы всё придумали.
Кранк перестал что либо понимать.
- Тогда почему вы не вернётесь домой?
Сачок сверкнул глазами.
- А ты бы стал возвраш-шат-са к энтим гарпиям? «Ты почему так долго? Где рыба? Чевой-то она така маленька?» Сидят на шээ, дык еш-шо и недовольны!
- Во-во, – поддакнул бородач. – Всю кровиш-шу выпили, лучшее всякого вампыра! Приходышь уставший, а им то одно, то друго! Сил никаких нету!
- Ты их кормышь, а они тебе – одны упрёки!
- А пока ты рыбачишь, они друг с другом соревнуется, кто большее гадостей про мужа наговорит!
- В обш-шем, – заключил Сачок. – устали мы от такейной жизни…
- …как Морэну встретили – сразу к ней.
Кранк потёр залысину.
- Постойте, кто такая “Морэна”?
- Рыбодевка.
- Озёрница, – поправил Свирель.
- Тих, – шикнул на него Сачок. – покуда серьёзные люди толкуют! Дык, о чём я: Морэна любит нас, а мы – её. Нам хорошо с ней, и к энтим гарпиям мы не вернёмся!
- Хорошо-хорошо, – закивал орк. – А другие… они тоже к озёрницам сбежали?
Кочерга покачал бородой.
- Морэна у нас одна рыбодевка. Кнут к древобабам убёг, самый первый. А потом – хто куда!
- Ясно, – Кранк почесал затылок, отозвавшийся болью от вчерашней скалки. – Всё с вами ясно.
*   *   *
По дороге в деревню Кранк непрерывно думал, выдавать ли незадачливых любовников или нет. Что сильнее: мужская солидарность или жажда наживы? К счастью, ничего решать не потребовалось. Ещё на подходе к селению Кранк заметил какое-то столпотворение. Подойдя ближе, орк смог разглядеть, что происходит.
Деревенскую площадь наводнили воинственно настроенные женщины. Крестьянки размахивали ножами, скалками и сковородками, готовые броситься на неведомого врага. Шум стоял такой, что Кранк не слышал собственных мыслей. Что именно кричали женщины, оставалось неясным.
Кранк оставил коня на входе, а сам пошёл разбираться, в чём дело. Женщины были настолько поглощены своей яростью, что совсем не заметили двухметрового бугая. Как нож сквозь масло, орк прошёл через толпу, аккуратно расталкивая крестьянок локтями. Для них появление орка стало такой неожиданностью, что когда он легонько отпихивал женщин в стороны, они, словно вынырнув из какого-то транса, тихо ойкали и сжимались в комок.
Расчищая подобным образом дорогу, орк добрался до эпицентра действа. Крестьянки столпились перед маленькой ветхой избушкой, сжавшейся в комок у подножия часовни. Время от времени кто-нибудь из них подхватывал с земли камень или кусок грязи и бросал его в окошко. Толпу подзадоривала Стрекоза, выбрасывая кулак в небо и выкрикивая какие-то лозунги. В дверях избушки стоял Валериус, заграждая проход.
- Nima ja Romda***! – кричал священник, осеняя себя круговым знамением. – Имейте же снисхождение, женщины!
- Никакова снихождения чудиш-шу! – вопила Стрекоза, размахивая скалкой. – Она уташ-шила наших мужиков! Смерть ей!
- Я устал твердить тебе, это не она!
- Иди прочь, Валерус, не то и тебе достанется! О, великан! Поди сюды!
Кранк послушно подошёл к златоволосой.
- Вот чевой, зелёный, – затараторила Стрекоза. – подвинь святова отца да войди в избу! Чудиш-ше там сидит!
- Я…
- Заплатим более уговоренного! Ступай!
Кранк хотел напомнить, что ему и в первый раз обещали заплатить сколько смогут, но промолчал. Подталкиваемый женщинами в спину, орк подошёл к отцу Валериусу и, подхватив его под мышки, переставил в сторону. Плечом вышиб дверь и ввалился внутрь.
В нос ударил запах серы. Из дальнего угла на вошедшего таращились два жёлтых глаза. Кранк выхватил топор и стал медленно приближаться. Постепенно из темноты выступили кожистые крылья, длинный гибкий хвост и короткие витые рога, укрытые вороными кудрями. Алая кожа вспыхнула огнём, освещая комнату.
- Только подойди, – оскалилась демоница, сжимаясь в пружину. – и я перегрызу тебе горло!
Без сомненья, перед Кранком суккуб, или, как его называет Церковь, адский соблазнитель. Воин внимательно пригляделся к девушке. За жизнь он видел немного суккубов. Узнать эту особь не составило труда.
- Кшара?
Демоница приняла более расслабленную позу и, в свою очередь, пригляделась к орку.
- Кранк?
Воин опустил топор. Он вновь встретил Кшару, с которой случайно познакомился в «Трёхголовом поросёнке» за добрую сотню километров отсюда. Бывают же совпадения!
- Ты как здесь очутилась?
Суккуб потупила взор. Кранк мог бы сказать, что она покраснела, если бы не без того алая кожа.
- Этот священник… – выдавила она. – приманил меня. Он провёл ритуал, который имитирует Зов другого суккуба, попавшего в беду. Услышавший его обязан придти на помощь. Отец Валериус поймал меня в ловушку и пытался… исповедовать… но я вырвалась. А тут эти фурии! Мне пришлось спрятаться здесь: я слишком слаба, чтобы лететь. Борьба с чарами отняла у меня слишком много сил…
Кранк проклял священника и тут же порадовался, что бывший хозяин не научил его колдовать, иначе святой отец отправился бы к своим богам. Впрочем, орк вполне мог отправить его туда кулаками.
- Не бойся. Теперь ты в безопасности.
Кранк почувствовал прилив воодушевления и сил, будто за его спиной выстроились все боги мира. Перехватив топор в обе руки, орк развернулся и вышел на улицу.
- Ну чавой? – вопрошали деревенские женщины в лице Стрекозы. – Убил чудовиш-ше?
- Нет.
Кшара покинула убежище вслед за Кранком.
- Ах ты паскудник! – глаза стрекозы загорелись не хуже, чем у демоницы. – Я-то думала, что орочьи мужики не таки, а ты такой же никчёмыш! Все вы паскудники! Бей их, девчонки!
В обычных ситуациях Кранк не позволял себе грубости в отношение женщин, однако тут был особый случай. Воин взглянул на приближающуюся толпу, потом на топор и снова на толпу. В его голове созрел план. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Кранк издал грозный орочий рык, с которым вожди ведут своих воинов в бой.
В часовне лопнул витраж. Где-то в поле испуганно пискнули полурослики. Морэна и три её хахаля прервали любовные игры. Ярость женщин сменилась паникой. Толпа ломанулась назад, возникла давка, и тут уж было не до орка с суккубом.
- Бежим, – шепнул Кранк, хватая демоницу за талию.
Забросив девушку на тяжеловоза, орк запрыгнул коню на спину и вдарил пятками по бокам. Скакун бросился прочь из деревни.
*   *   *
Кранк и Кшара держали путь на восток. Злополучная деревня осталась далеко позади, поэтому можно было не торопиться. Орк спешился и взял коня за поводья, а демоница продолжала ехать верхом.
- Мне крайне неловко…
- Пустяки, – Кранк махнул рукой. – разомну ноги. Как продвигается твой Поиск?
Девушка вздохнула и опустила глаза на дорогу.
- Ещё один “герой” оказался фальшивкой… Младший сын малоземельного барона, – демоница стиснула поводья. – Он странствовал, чтобы спасти принцессу, за которую дадут полцарства. Простолюдинка – тем более нечисть – ему не нужна. А я чуть было… не открылась ему. Но, может быть, оно и к лучшему. Кстати, как твоя книга?
Кранк пожал плечами.
- Пишу помаленьку. Ведь каждый день учит нас чему-то новому.
- И чему тебя научил сегодняшний день?
- Иногда мы не ценим то, что у нас уже есть. Относимся к этому, как к должному. Не бережём, а порой даже сами уничтожаем. И только потом, потерявши, плачем. Да, запишу слово в слово!

* — (гном.) “Трижды проклятье”;
** — (эльф.) “Мой друг”;
*** — (рэн.) “Во имя Круга!”.